dead lesbian

Лето традиционно из жары переходит в дожди. Черновики теряют свою актуальность как выцветают записи в бумажном блокноте. Иногда я подолгу не могу взяться за текст, потому что боюсь, что пальцы сегодня недостаточно точные и будут часто промахиваться мимо кнопок, отчего будут опечатки, а я буду досадовать, отвлекаться на эти опечатки, нервничать и потеть от того, что все складывается не так гладко, как мне бы хотелось. Я вообще не могу отказаться от идеи, что все классное, что бывает в жизни - получается гладко. Между тем, прошло меньше недели с последней истории. Это неправильно. В моей жизни стало происходить слишком много всего, и я уже не контролирую это. Заметки со сбившейся хронологией походят на спутавшиеся нити клубков. Из них должен был получиться комбинезон с пуговками, а вместо этого я пытаюсь связать носки, свитер и шарф.

Альбом фотографий в моем телефоне начался с уставшего лица бывшей: милая мордашка, такие хочется облизывать; а закончился фотографией моего дохлого кота со свернутой шеей. В зубах у него застрял то ли цветок, то ли еще какое-то растение. Кот уже сдох и разлагается. В уборке я не задаюсь вопросом, зачем я живу. Когда происходит что-то плохое, начинаешь считать дни с этого момента. Рано или поздно теряешь счет и все проходит. 

Перевожу утром будильник не потому, что хочу спать, а потому что ну его нахрен. Потом лежу, не сплю и в голове повторяется "нахрен, нахрен, нахрен". Настроение как в первом Макс Пэйне и саундтрек из него петлей на шею бросается. Я отлично гармонирую с этой обшарпанной автобусной остановкой.

В центральном парке павильон с детскими игрушками. Женщина в возрасте стреляет из пистолета мыльными пузырями, рядом тявкаяет игрушечная собачка. Вот это радостная работа. «А что ты можешь, что умеешь вообще?» - говорит мне друг и коллега. Мы сидим на скамейке, я снова потерян. Так меня всегда и разводят. В жизни не раз подписывался на всякую хрень, убежденный в собственной никчемности друзьями, семьей и самим собой. И сколько раз я не велся на эту манипуляцию, рано или поздно сам или кто-то извне напоминает мне, что я не умею. Тыкает пальцем и показывает, где и в чем я худший. 

В другой раз мы сидим с ним на другой скамейке. В парке собралось множество бессмысленных малолетних неформалов. Мы обсуждаем повседневные планы, я оптимистичен. Рассказываю ему про отца, что разносил все мои подростковые идеи, мечты. Но это лучше, чем если бы он разносил мне лицо. Как будто это что-то важное. «Привет фигуре отца».

Над нами сгущаются тучи. Иду домой, поливает со всех сторон, настолько оптимистичен, что это не сбивает с взятого курса. Показываю средний палец в небо. На следующий день просыпаюсь без сил и без оптимизма. План срывается, мне снова нужна подзарядка. Что-то мне подсказывает, что если долгое время бьешься над чем-то и не ощущаешь результата, если в попытках теряешь столько энергии, что кроме как апатично лежать на полу в поисках новой зацепки, нового мотива, ничего не можешь делать, то ты делаешь что-то не то. Ведь должны быть подвижки, оно должно поддаваться, а если не поддается, если потуги превращаются в онанизм, значит ты и оно – не созданы друг для друга. Пробить стенку головой можно – но что ты будешь делать дальше с разбитой головой? Если что-то не поддается, значит я этого не хочу. Говорю, что хочу или, что я не против, а подсознательно делаю не то и не так, как надо, чтобы получилось. Профанация работы. Прокрастинация вместо самореализации. Есть все же определяемая каждым разница между сложностями и пиздецом.

Подруга рассказывает, как у нее в деревне однажды собаки закопали ежа в землю. Съесть не смогли, поэтому вырыли яму в огороде и закопали. Вернулись люди, увидели это, ежа откопали, он остался жив и цел, а собак всех дед пристрелил. Одного из однокурсников звали Ежом. Не так давно он бросил все это дело и уехал в другой город.

Сестра шьет головы медуз, а я ее сегодня еще не видел. Не считая фото в инстаграме. Ночью я помогаю ей делать эти декорации для какого-то там мероприятия ее друзей. Когда ты живешь один и ничего в жизни не получается – ненавидишь себя. Это простая драма и ты тихонько страдаешь. Когда у тебя кто-то есть, начинаешь цепляться за человека, паразитировать на хорошем настроении или возможности себя как-то применить. И ненавидишь себя за это.

Вечер, когда я ощущаю себя бесполезным и беспомощным. Жду на остановке автобус. Он не идет очень долго. Ощущение беспомощности усиливается. Программа отслеживания автобусов не показывает ничего вразумительного. Когда по нужному тебе маршруту в этот самый час нет ни одного автобуса – ты ничего с этим не можешь сделать. Можно жаловаться кому угодно, брыкаться сколько хочешь, но факт останется фактом – в этот самый момент, когда тебе нужен этот автобус, его просто не будет. Бесит всё и такие вот несовпадения. Желаемого автобуса так и не дождался, пришлось ехать на другом, чтобы вообще выбраться из этой транспортной западни. Этот другой автобус выступает чуть ли не в роли спасителя, который везет меня к ней. Но он не спаситель. Автобус везет тебя по жизни просто так. Безличностно и безэмоционально. Прикладываю голову к окну, собирая глазами людей с тротуара. Люди на глаза попадаются как орешки на зуб: то вкусный, то выплюнуть хочется. Напоследок нужно увидеть хоть кого-то симпатичного, иначе закрывать глаза просто не хочется. Эта последняя неприятная фигура так и будет маячить перед зрачками.

Смотрю в окно на проплывающих мимо людей и снова думаю, что ненавижу всякие ее любовные отношения, которые были до и после меня. Прихожу домой, моя голова занята всем тем, что меня огорчает. 

Записываю в телефон указания, чтобы не забыть, на что я иду жаловаться в поликлинику. Утро, перед входом собираются немощные. Никаких видимых признаков того, что двери сейчас откроются нет, просто кто-то из хилых приблизился к двери и запустил цепную реакцию стада. Люди начинают толпиться у входа, концентрация нездоровья на квадратный метр такая, что мне кажется крыльцо должно вспыхнуть, как полыхали дома чумных в четырнадцатом веке. Знакомиться с девушками во взрослой поликлинике – безопасный вариант. Им всем как минимум восемнадцать. 

Гуляю по району с новостройками. Кругом китайские дети вперемежку с детьми европеоидов. Квартиры здесь не из дешевых. По азиатам сходу не поймешь, кто из них богатый. Все они выглядят какими-то грязными. В автобусе стою с сумкой на плече, сливаю свои мысли в заметки эверноута. Мне иногда снятся эти черновики, иногда звучат наяву где-то в затылке воспоминаниями. Мы поколение тех, кто начинает писать свои мемуары еще до того, как чего-либо достиг. На глаза попадается жирная девушка в футболке, раскрывающей ее жировые залежи с надписью «Baby don’t cry». Все, что я хочу – спать в автобусе, под песни My Personal Murderer пока он везет меня к концу света. 

Пишу ей. Похоже, для нее нормально не переписываться неделями. Мой опыт прошлых отношений такой привычки не выработал. Пауза в общении в пару дней оставляет меня наедине с моей неуверенностью в себе. Во мне слишком много маленького мальчика и я злюсь и обижаюсь на уменьшение внимания. Очень остро реагирую на изменение температуры в отношениях.

Начинаются не отвеченные в течение пяти минут, часа, нескольких часов, сообщения. Провожающему вслед не бросаются взгляды из автобуса. Вот и доходит до того, что не получаешь ответа до того, как уснуть. Утром просыпаешься, чуть позже вспоминаешь этот маленький факт и расстраиваешься. Проверяешь сообщения, расстраиваешься снова в любом случае: ответа нет – сообщение прочитано, или же есть – но это не то, что ты бы хотел увидеть в ответ. Недоволен собой, что так мнителен и чувствителен. 

Сидим с другом в парке. Мимо нас проходит мужчина с собачкой на колесиках вместо задних лап. Говорим про сновидцев и сталкеров. Я говорю ему, что не верю ни в какой путь, напираю на биологичность человеческой жизни.

-Мне кажется, самый жуткий трип о том, что все эти лсдшные, декстрометорфанные грезы со смыслом - всего лишь наркотические трипы и ничего большего. Что жизнь бессмысленна и одна?

-А ты думаешь такого трипа не было?

Он говорит, что все бы так, и все бы хорошо, но космос в конечность жизни не вписывается. Говорю, что существование космоса и непознанность механизмов мира – не достаточное основание для отрицания конечности и бессмысленности твоей жизни. Перед нами на скамейке инвалид с костылем пытается сменить набойку. Подходим, помогаем.

Ты – всего лишь не очень уплотненная пустота. А это всего лишь бессмысленная фраза. Совокупность дребезжащих колеблющихся молекул. Мы лишь вибрирующая пустота. Нет никакой возможности сохранить, записать все эти движения, чтобы проследить изменения, увидеть хоть один момент настоящего. Нет никакого тебя постоянного. Ощущение себя, как целого объекта на вымышленной шкале времени - всего лишь сочетание материальной реализации и обусловленного ею восприятия. Улитка видит мир совсем другим. С позиции элементарных частиц – ты улитка.

Все эти мысли и разговоры уже происходили. С другими людьми, в других обстоятельствах. Бесконечные диалоги.  Вот, почему мне нравится песня Fleur – Ремонт. Разговоры – стены. Одни и те же. Периодически штукатурятся стены, клеятся обои. Потом все срывается и по новой. Иногда поверх, иногда с возвращением к голым стенам. Вот они, все эти разговоры и мысли. Стены твоего дома в перманентном ремонте.